Дура-деревня (Другая Москва)

Я всегда был провинциальным жителе&# 717j91h 1084;. Хотя внутреннюю культуру свою считал истинно столичной. Более того, европейской. Поэтому, - думалось мне, - если и жить в России, то непременно в Санкт-Петербурге. Верный своему убеждению, я жил в Мурманске, а после - переехал в Пензу. Не жалею. В провинциях тоже интересно. Хотя Питер я так и продолжал любить на расстоянии. "Идеальная любовь возможна только по переписке", - заметил как-то Бернард Шоу. Не уверен, что мое чувство к трижды сменившему название городу было взаимным - ответа от него я так ни разу и не получил, но мы с ним все равно практически ежегодно встречались и неразлучно проводили около недели. С Москвой же мои свидания длились куда меньше. В ней приходилось бывать исключительно проездом. Да и этого бы я запросто избежал, если б Пенза всегда имела прямую желе&# 717j91h 1079;нодорожную связь с северным направлением. А так - день приходилось находиться в столице нашей родины.

Первое мое воспоминание о Москве связано с Выставкой Достижений Народного Хозяйства (в то время это место именовалось так). Отлично помню - мне пять лет, я с мамой и папой, апрель, погода дождливая, Самолеты, Ракета, павильон Космос... кафе Выставочное. А еще в тот приезд мне запомнилась Останкинская теле&# 717j91h 1073;ашня. До этого я ее видел только в девятом выпуске мультфильма "Ну, погоди!". Нарисованную, разумеется. Короче говоря, тогда столица оставила о себе очень хорошее впечатление. Ребенку, не наблюдавшему обыкновенно ничего кроме Мурманского стадиона и памятника Анатолию Бредову, все, представшее перед глазами в тот день, показалось чем-то вроде чуда света. Следующие воспоминания имеют уже не такие яркие краски, как первое, кроме, пожалуй, одного - мне было уже лет девять, и дедушка сводил меня на Красную Площадь. Это тоже было здорово. Только, помнится, я остался не очень доволен, что она вся красная. Это выглядело слишком однообразно.

В еще один приезд я познакомился с Тверской, но помимо "Небоскребы, небоскребы, а я маленький такой" об этом месте я сказать больше ничего не мог. Как-то с папой мы заглянули в Парк Горького. Больше всего там мне понравилась стрелка-указатель с надписью "Детский городок". Если направиться по ней, приходишь к чудному месту, над которым красуется вывеска "Пивной Теремок".

... в однокомнатной квартире, которую снимал за $500 в месяц. Учитывая, что зарабатывал он $950, по карману жилище резало сильно. Впрочем, как объяснил позже наш дорогой друг, для Москвы расклад был вполне нормальный.

- Ну, что, - улыбаясь спросил Володя, - мы Москву смотреть поедем или домой ко мне пойдем?

- Осталось только делать так: "Чу-чух, чу-чух, чу-чух, чу-чух...", - прокомментировал я.

Точно по графику, что не всегда было свойственно этому господину, появился Антон. Мы даже вышли его встречать к переходу, ведущему на станцию метро, и попутно взяли еще несколько двухлитровок. Жара наступала, мы распахнули окно, но это не спасало. Я достал из холодильника запотевшую баклажку пива и протянул ее Навроцкому, изобразив из себя Горбатого из фильма "Место встречи изменить нельзя", и так же как он, хрипло сказал: "Володенька, открой..." Володенька открыл, и мы посидели еще немного. Самой распространенной шуткой в тот день была: "Ребята, не забудьте, двое из нас вечером уезжают в Мурманск". Разу к шестому, когда ее произнесли, Шумилов мечтательно закатил глаза и изрек:

Потом расчехлили две гитары, начали играть, петь. Мы с Димой сыграли совсем недавно написанную мной песню "Высокий прилив и зеле&# 717j91h 1085;ая трава", после чего Антон сказал, что, чем больше он нас слушает, тем больше ему нравится, и видно, как мы растем. Что и говорить - это было как раз в период, когда группа Монохроматик росла и развивалась. Наш состав тогда выглядел так: Штунь-Титов-Орехов-Троицкий. Впрочем, в сентябре Кирилл Троицкий нас покинет и вернется лишь как сессионный музыкант в декабре, чтобы подменить оставившего группу за два дня до концерта Вадюшу Ивлиева, которого мы взяли на место барабанщика сразу после ухода Кирилла.

...

выражение лица, и министерство путей сообщения повезло нас дальше на север. Так закончилось наше маленькое, но уютное пребывание в столице.

Атмосфера Казанского нисколько меня не обрадовала - залов ожидания я в нем не обнаружил. Вернее, не так - они были. Два, если быть точным. Один предназначался для военных и детей, второй - для деле&# 717j91h 1075;аций. Остальные пассажиры, ожидающие поезда, сидели вдоль стен на чемоданах. Некоторые даже на своих. Поскольку я ни коим образом не принадлежал к военным и детям, прибыл сюда один, а не с деле&# 717j91h 1075;ацией, и к тому же сдал свой багаж, на который можно было бы приземлить самую совершенную, как говорил наш второй барабанщик Вадик, часть своего тела, стало понятно, что внутри этого помещения делать мне нечего. Собравшись с мыслями, я решил снова вернуться на Ленинградский. В нем залов ожидания оказалось куда больше. Единственное, что смущало, забиты они были полностью. Я бы не удивился, если бы приходящие начали садиться вторым ярусом - на головы занявших места первыми. Многие, такие же, как и я, студенты, расположились на ступеньках, ведущих на второй этаж. К одному из них прицепилась уборщица и начала кричать, что он ей мешает работать, и чтобы он немедленно исчез.

и полунищих по столичным меркам проезжих вроде меня не обедал никто. Видимо, у прочего люда в правилах такого не значилось. Я заказал порцию пельменей и стакан пива. Пиво налили сразу, пельмени же было веле&# 717j91h 1085;о ожидать. Я взял стакан и поспешил занять единственное свободное место. Моими соседями по столу оказались двое каких-то местных работяг и несвязанный с ними молодой человек. У работяг под столиком стояла бутылка водки. Сидеть было скучно, поэтому я развлекал себя тем, что периодически отпивал капельку холодного пива и слушал разговор соседей. Беседа у них была оживленная. С употреблением исконно русских слов.

Когда его просьба была удовлетворена, заветные полкусочка хлеба мужик положил в карман и подошел с той же просьбой к нашему столу, причем просящие глаза устремил на одного из работяг. Недолго помявшись, работяга дал ему целый ломоть. После этого просящего нечаянно угораздило пройти мимо стойки, из-за которой его заметила полуповариха-полууборщица; громко воскликнув "Опять ты?!" схватила палку, стоявшую в углу и не иначе, как специально припасенную для таких случаев, и, что было мочи, огрела ей несчастного. "Сука!" - нервно выругался он и выбежал на улицу. Только мужик скрылся, как внутрь вошли двое такого же вида, как и он, с тем лишь отличием, что они были в пиджаках. Полуповариха-полууборщица стукнула палкой, словно скипетром, в пол и крикнула: "Вон отсюда, свиньи!" Ребята раскланялись и ушли молча. Как джентльмены. Один из моих соседей-работяг после паузы, вызванной последними событиями, обратился к своему другу:

- Как жена? - спросил первый у второго, когда "бокалы" были опорожнены.

, одно свободное местечко, и я успею его занять. Мое дыхание участилось. Все, что я созерцал сегодня, было совершенно непохоже на картинки, изображенные на открытках с подписью "Москва" и даже отдаленно не соотносилось с моими детскими и не такими давними впечатлениями об этом городе. Я мог смело заявить, что передо мной предстала другая Москва. И, в общем-то, не просто большая деревня, как ее всегда любили величать ленинградцы, а самая настоящая полуграмотная дура-деревня, и другого определе&# 717j91h 1085;ия подобрать не получится.